Юрий Иосифович Коваль. Пять похищенных монахов
отрывок
Вот не знаю почему то вспомнилась эта книжка и именно это место из этой книжки.))))
ссылочка на всю книгу- http://www.lib.ru/KOWAL/monah.txt
Дальше будет многа букаф,но это стоит прочитать-я смеялсо.)))
***
Напротив нас сидели двое, как видно только что пришедшие
из парилки. Простыни небрежно, кое-как накинуты были у них на
плечи. На простынях черною краской в уголке было оттиснуто:
Т.Б.
Эти буквы означали, что простыни именно из Тетеринских
бань, а не Оружейных или Хлебниковских.
- Ну, будем здоровы, - сказал человек, у которого буквы
"Т.Б." расположились на животе.
- Будь, - отозвался напарник. У этого буквы "Т.Б."
чернели на плече.
Приятели чокнулись стаканами с лимонадом, поглядели друг
другу в глаза и дружно сказали: "Будем!"
Между тем здоровья у обоих и так было хоть отбавляй. Во
всяком случае главные признаки здоровья - упитанность и
краснощекость - так и выпирали из простыней. Один из них похож
был даже на какого-то римского императора, и буквы "Т.Б.",
расположенные на кругленьком животе, намекали, что это,
очевидно, Тиберий. Второй же, с явной лысиной, смахивал скорей
на поэта, а буквы подсказывали, что это - Тибулл.
- Я люблю природу, - говорил Тибулл, - потому что в
природе много хорошего. Вот этот веник, он ведь тоже частичка
природы. Другие любят пиво или кино, а я природу люблю. Для
меня этот веник лучше телевизора.
- По телевизору тоже иногда природу показывают, -
задумчиво возразил Тиберий.
- А веник небось не покажут!
- Это верно, - согласился Тиберий, не желая спорить с
поэтом. - Давай за природу! - И древние римляне снова
чокнулись.
- Как ты думаешь, для чего люди чокаются? - спросил через
некоторое время Тибулл, как всякий поэт настроенный слегка на
философский лад.
- Для звону!
- Верно, но не совсем. Когда мы пьем лимонад, это - для
вкуса. Нюхаем - для носа. Смотрим на его красивый цвет - для
глаза. Кто обижен?
- Ухо, - догадался Тиберий.
- Вот мы и чокаемся, чтоб ухо не обижалось.
- Ха-ха! Вот здорово! Ну, объяснил! - с восторгом сказал
Тиберий и, сияя, потрогал свое ухо, как бы проверяя: не
обижается ли оно? Но ухо явно не обижалось. Оно покраснело,
как девушка, смущенная собственным счастьем.
Тибулл тоже был доволен таким интересным объяснением, с
гордостью потер свою лысину, повел глазами по раздевальному
залу, выискивая, что бы еще такое объяснить. Скоро взгляд его
уткнулся в плакат, висящий над нами:
КОСТЫЛИ МОЖНО ПОЛУЧИТЬ У ПРОСТРАНЩИКА.
Плакат этот действительно объяснить стоило, и Тибулл,
выпятив нижнюю губу, раздумывал некоторое время над его
смыслом.
- Ну, костыли, это понятно, - сказал наконец он. - Если
тебе нужны костыли, можешь получить их у пространщика. Но что
такое пространщик?
- Да вон старик Мочалыч, - простодушно ответил Тиберий. -
Он и есть пространщик. Простынями заведует.
- Если простынями - тогда простынщик.
- Гм... верно, - согласился Тиберий. - Если простынями,
тогда простынщик.
- То-то и оно. А я, ты знаешь, люблю докапываться до
смысла слов. А тут копаюсь, копаюсь, а толку чуть.
- Сейчас докопаемся, - пообещал Тиберий и крикнул: - Эй,
Мочалыч, ты кем тут работаешь?
- Пространщиком, - ответил Мочалыч, подскакивая на зов.
- Сам знаю, что пространщиком, - недовольно сказал
Тиберий. - А чем ты заведуешь?
- Пространством, - пояснил Мочалыч, краснея.
- Каким пространством? - не понял император.
- Да вот этим, - ответил Мочалыч и обвел рукой
раздевальный зал со всеми его тронами, вениками, бельем,
голыми королями. В худенькой невзрачной его фигуре мелькнуло
вдруг что-то величественное, потому что не у всех же людей
есть пространство, которым бы они заведовали.
Я невольно повел глазами, оглядывая пространство,
которым заведовал Мочалыч, и вдруг резко похолодел.
Окутанный облаком пара, красный, ошпаренный, как рак, из
двери мыльного зала вышел Моня Кожаный. Хлопая себя ладонями
по животу, он развалился на троне рядом с Тиберием и Тибуллом.
В глаза бросалась татуировка, наколотая у Мони на ногах.
На левой ноге написано было: ОНИ.
На правой: УСТАЛИ.
Именно эта надпись напугала в первую минуту. Что-то
зловещее, загадочное было в ней. Я не мог понять, кто это -
они? Неужели ноги?
Небрежно, двумя пальцами Моня приподнял тетеринскую
простыню, брезгливо накинул ее на плечи, как бы сожалея, что
она не кожаная, и оглядел зал. Глаза его от пара грозно
выкатились к переносице, и буквы "Т.Б.", оказавшиеся у него
под мышкой, хотелось прочитать так: "Типичный Бандит".
Я так закутался в простыню, что уж не знаю, на что был
- Кожаные брюки
похож со стороны. Изнутри же казалось, что похож я на мотылька
или на червячка в коконе, который не собирается вылезать на
белый свет. В узкую щелочку, которую я оставил для глаз, не
было видно ни Тиберия, ни Тибулла, только надпись "Они устали"
вползала, как змея, в поле зрения.
Судя по надписи, Кожаный сидел спокойно, ногами не
дрыгал. В хлюпающем гуле, который наполнял баню, слышалось его
хриплое, надсадное дыхание.
- Извиняюсь, дорогой сосед, я вам не мешаю? - сказал
Тибулл.
Я испуганно выглянул из простыни, но тут же спрятался.
Тибулл разговаривал с Моней.
- Я вам не мешаю, дорогой сосед?
Кожаный повел глазами, смерил поэта с головы до пят, как
бы выясняя, мешает тот ему или нет.
- Пока не мешаешь, - членораздельно сказал он. - А будешь
мешать - пеняй на себя.
- Нет! Нет! - воскликнул Тибулл, деликатно замахал
руками. - Мешать я вам никак не собираюсь.
- И правильно делаешь, - заметил Моня.
- Но мне бы хотелось задать вам один вопрос, - продолжал
неугомонный Тибулл. - Вот у вас на ногах написано: "Они
устали". Интересно знать, от чего они устали?
- Слушай, Лысый, - отчетливо сказал Кожаный, - читай свои
ноги!
- Но у меня на ногах ничего не написано! - наивно
воскликнул древний поэт и, приподняв простыню, показал свои
ноги, действительно белые, как лист бумаги.
- Ладно тебе, - вмешался Тиберий. - Наплюй ты на его
ноги. Устали они, и ладно. Может, они много бегали. Почитай
лучше, что у меня написано.
Тиберий скинул простыню и повернулся к поэту спиной. На
левой его лопатке был нарисован бегун в трусах и в майке, а на
правой синели два столба, между которыми тянулась надпись:
ФИНИШ.
Тиберий шевельнул лопатками - бегун сорвался с места,
стремясь к финишу.
- У тебя это любовь к спорту, - сказал Тибулл. - А тут -
разочарование в жизни. Этим ногам уже не хочется ходить по
земле - они устали.
- Зато руки у меня не устали, - сказал Кожаный и,
шевельнув плечами, сбросил простыню.
В узловатых, покрытых якорями и черными водорослями руках
и вправду не было видно ни капли усталости. Моня поглядел
поэту в глаза, расставил в стороны руки и пошевелил жутковато
пальцами. Затем встал, проделал плечами какую-то угрожающую
гимнастику и удалился в парилку, сказавши сквозь зубы:
- Пора погреться!
- Он мне, кажется, угрожал, - чуть заикаясь, сказал
Тибулл.
- Успокойся, не обращай внимания.
- Я сейчас ему ноги переломаю! - сказал Тибулл, показывая
желание встать.
- Ни в коем случае! - вскричал Тиберий. - Нас арестуют.
- Переломаю! - упорствовал Тибулл, но Тиберий схватил его
за локти и не отпускал, пока поэт не успокоился. Наконец с
мочалками в руках они ушли в мыльный зал.
***
пара иллюстаций,не помню кто автор,а искать влом.